гифочка с расчлененкой
этот миник достоин отдельного поста, потому что он мне нравится.
горячие итальянские парни, суровая вампирская мафия и все такое.
и именно на этом тексте я поняла, что мне нравятся Джованни в целом и оба мои Джованни из текста - ю ноу, Аурелио такой драматичный, и у него все будет так плохо. как он может не нравиться? а Сантино просто такой стильный высоколевельный некромант в дорогом костюме, не особенно заморачивающийся по поводу всякой там морали.
а еще написание этого текста сопровождали всякие пляски с матчастью, во время которых я поняла, что даже гугл знает не все. или знает, но молчит
Название: Семья превыше всего
Автор: fandom Vampire: The Masquerade 2012
Бета: fandom Vampire: The Masquerade 2012
Размер: 2439 слов
Пейринг/Персонажи: Аурелио (Джованни), Таддео (человек), Сантино (Джованни)
Категория: джен
Жанр: дарк
Рейтинг: снова же, позиционировалось как NC-21
Краткое содержание: быть членом семьи Джованни иногда не так просто
Примечание: расчлененка
Дисклеймер: Мир принадлежит Беловолкам - и я тоже.
читать дальшеАурелио смотрит, как Таддео залпом выпивает уже третью порцию текилы за последние полчаса, и не понимает, зачем тот вообще мог понадобиться Сантино. Впрочем, Аурелио удостоился Становления не за то, что задавал вопросы; если семья требует привести Таддео – он приведет. В конце концов, ему уже приходилось делать подобное: и когда он был человеком, и позже, когда Сантино даровал ему Поцелуй Доверия. Теперь Аурелио – полноценный не-мертвый, и готов сделать все, чтобы оправдать оказанное доверие. Поэтому он изображает на лице крайнюю степень заинтересованности и вслушивается в бессвязную речь:
– Я ненавижу их всех, – Таддео хватает его за руку. – Они говорят, я должен слушаться, должен ходить на все эти проклятые приемы и собрания, чтобы стать достойным наследником… Еще текилы! – кричит он бармену, а потом снова оборачивается к Аурелио. – Ненавижу, понимаешь?
– Понимаю, – кивая, легко врет Аурелио. На самом деле ни черта он его не понимает: Аурелио потратил большую часть жизни на то, чтобы доказать семье, что может быть полезен, и Таддео кажется ему существом из абсолютно другого мира. – Почему ты просто не уедешь? – Аурелио склоняет голову набок: ему вдруг становится любопытно, какая она, эта другая жизнь.
– Они говорят, что найдут меня, – у Таддео лихорадочно блестят глаза, и Аурелио подозревает, что он не только пьян, но еще и обдолбан. – Они не отпустят меня. Далеко я не уеду, даже если попытаюсь. Я вроде как обречен.
Аурелио чувствует отвращение – Таддео кажется ему безвольным выродком. «Ты просто хочешь пользоваться их деньгами и дальше, признай. Ты и недели не протянешь без своей ненавистной семьи», – хочет сказать он, но произносит лишь:
– Почему ты так думаешь?
Таддео смеется:
– Это, знаешь, как мафия, только еще хуже. Неважно, чем вы там занимаетесь, легально это или нет, но когда вся твоя семья вовлечена в одно и тоже дело – вы перестаете быть семьей, – он приподнимает кабальитос* и, отсалютовав Аурелио, опрокидывает в себя текилу. – Становитесь чем-то вроде клана. Звучит хорошо – один за всех, знаешь ли, все за одного, но на деле ты просто посвящаешь всю свою жизнь служению. А уйти невозможно. У них ведь есть репутация. Им проще будет объяснить, почему я внезапно сдох, чем придумать внятное оправдание тому, почему это я забил на семейное дело и свалил. А все потому, что мы вроде как идеал, – Таддео, усмехаясь, пытается поставить кабальитос на стойку, но в итоге опрокидывает его на пол и глупо хихикает. – В общем, ты не поймешь, если сам не втравлен в такое дерьмо.
Аурелио ведет плечом. Он вспоминает нескольких своих «пропавших без вести» дальних родственников и понимает, о чем говорит Таддео, но почему-то все равно не может унять раздражение. «Ты идиот, отказывающийся видеть свои возможности. Весь мир стоит перед тобой на коленях, а ты просто боишься взять его», – мысленно говорит ему Аурелио, но, взглянув на часы, понимает, что времени на продолжение беседы нет, потому что его наверняка уже ждут. Он склоняется к Таддео и шепчет ему на ухо:
– Да и черт с ним со всем. Забей на семью, забей на обязанности. Поехали ко мне.
Таддео краснеет, пытается повернуться к нему, и – опьянение дает о себе знать – едва не падает с высокого стула. Рефлекторно хватается за воздух в попытке сохранить равновесие, и Аурелио с готовностью приобнимает его за плечи. Он очень доволен: Таддео, кажется, настолько пьян, что не замечает неестественной холодности его тела и, что еще лучше, согласен уже абсолютно на все.
– Ты знаешь, – пьяно шепчет тот, подтверждая догадку Аурелио, – я еще никогда… с парнями…
– Тебе понравится, – устало отвечает он, уводя – почти что унося – Таддео из бара. На улице их поджидает машина; Аурелио надеется, что не слишком задержался – Сантино не любит ждать.
Таддео засыпает почти сразу, и когда они наконец подъезжают к особняку, Аурелио приходится будить его едва ли не пинками. Раздражение его достигает предела; если сейчас выяснится, что Сантино понадобился новый зомби, и этого придурка выбрали потому, что он вписывается в стиль особняка, он будет только рад. От мертвого толку будет явно больше, думает Аурелио, спускаясь по боковой лестнице в подвал и ведя за собой засыпающего на ходу Таддео.
Аурелио каждый раз поражается тому, как устроен этот особняк: подземная его часть, кажется, в несколько раз больше наземной. Его допускали сюда всего несколько раз, но их хватило, чтобы понять: семья Джованни занимается вещами, о которых лучше не говорить вслух даже среди своих.
Его встречают Джино и Дэрент, гули-близнецы: Сантино любит идеальный порядок во всем; один из них – Аурелио так и не научился различать, кто есть кто, – привычным движением вкалывает какой-то разработанный Сантино препарат в шею дремлющего Таддео и забирает у Аурелио обмякшее тело.
– Сантино ждет тебя внизу.
Аурелио старается скрыть волнение: он никогда не был на нижних уровнях. Значит ли это, что Сантино наконец поделится с ним секретами некромантии? Аурелио годами вкалывал на благо семьи ради этого момента. С того самого дня, как впервые увидел мертвого слугу своего «двоюродного дяди» – именно так представили ему Сантино. Тогда Аурелио должен был передать какие-то документы; не обнаружив родственника в доме, он спустился в подвал, и это решение перевернуло всю его жизнь, потому что там его встретил самый настоящий зомби. Совсем как в ужастике: полусгнивший, мычащий что-то нечленораздельное, он протянул руки к Аурелио, намереваясь забрать документы, и тут раздался сухой треск. Через секунду его оторванная рука просто повисла на Аурелио, цепляясь мертвыми пальцами за рубашку, а сам зомби, щелкая челюстью, бессмысленно вытаращился на него пустыми глазницами. Потом послышался щелчок, несколько тихих слов, и зомби рухнул на пол грудой костей и гниющего мяса. Так Аурелио впервые увидел Сантино: серьезного, высокого, седого мужчину с нечеловечески холодными глазами. «Ты Аурелио, так? Я ждал тебя. Прошу прощения за это, – он коротко махнул рукой в сторону зомби. – С ними часто бывают проблемы. А ты, я вижу, довольно бесстрашен для своего возраста и положения». Сантино окинул взглядом дрожащего, бледного, чудом не упавшего в обморок Аурелио, сощурился и, поблагодарив его за документы, ушел куда-то вглубь хитросплетения коридоров и комнат.
А через месяц Аурелио переехал к нему в особняк, где ему рассказали, что на самом деле представляют собой Джованни. С тех пор он жаждет лишь этого тайного знания. Он обманывал и воровал, похищал и убивал людей – все ради этого момента.
Лифт плавно везет его все глубже под землю, и торжество Аурелио растет с каждой секундой. Когда металлические двери плавно распахиваются перед ним, он чувствует себя так, будто его пропустили в рай.
Открывшаяся картина в какой-то момент даже разочаровывает Аурелио. На этом уровне, как и везде, царит хирургическая чистота; никаких легионов ходячих мертвецов – лишь смирные трупы на расставленных в ровную линию столах. Металлические полки вдоль стен, на них – поблескивающие инструменты. Аурелио ожидал увидеть полуразрушенный подвал с изрисованными пентаграммами стенами, святилище какой-нибудь древней богини смерти с алтарем и кровавой жертвой в центре, подземное кладбище – что угодно, но не обычный морг. Определенную изюминку этому месту придает небольшой костер, оборудованный возле одной из стен. Там же Аурелио видит своего ментора. Сантино в такой обстановке мог бы сойти за патологоанатома, но вместо медицинского халата на нем строгий дорогой костюм; он задумчиво помешивает какое-то варево в ржавом котелке, висящем над костром.
– А, Аурелио. Ты вернулся, – Сантино замечает его присутствие не сразу.
– Да. Это тот, кого вы просили привести, – Аурелио провожает взглядом Джино и Дэрента. Те укладывают тело Таддео на один из свободных столов и, коротко поклонившись, заходят обратно в лифт.
– Благодарю, юноша. Все эти годы ты демонстрируешь лояльность и готовность служить целям семьи. Это более чем похвально, – Сантино отрывается от котелка и степенно подходит к лежащему без сознания Таддео.
– Семья превыше всего. – Эта фраза, произнесенная когда-то Сантино, давно стала для Аурелио крестом и девизом.
– У меня есть для тебя еще одно задание. Непростое, но, поверь, награда тебя не разочарует.
– Какое же?
Сантино молча снимает с Таддео пиджак и рубашку, небрежно сбрасывает их на пол и осматривает тело: на нем несколько татуировок – пляшущий скелет на груди и разноцветный дракон на плече. Аурелио трясло бы от нетерпения, если бы он был жив, но он лишь выжидающе смотрит на своего ментора.
– Ты должен стать им, – взяв скальпель, наконец отвечает тот.
Сантино делает аккуратный вертикальный надрез на груди Таддео – прямо между ребер, – и Аурелио растерянно смотрит, как из раны тонкой струйкой стекает кровь. Что он имеет в виду?
– Завтра состоится закрытая встреча, имеющая значение для нашей семьи. Нас, скажем так, забыли пригласить, и поэтому информация о том, что произойдет там, будет особенно ценной. Этот человек, – Сантино на секунду замолкает и берет с полки хирургический зажим. – Таддео. Он должен быть там. Но вместо него на встречу пойдешь ты.
Аурелио молчит; ему вдруг становится жутко. Сантино прихватывает зажимом край раны и мягко оттягивает его вверх. Другой рукой он ведет разрез вниз и останавливается, когда доходит до пупка. На секунду убирает скальпель, будто в задумчивости, а после еще раз аккуратно проводит скальпелем по готовому разрезу, отделяя кожу от жировой прослойки и мышц. Следующий разрез – уже горизонтальный, от бока Таддео к краю первой раны. Сантино осторожно отгибает кожу, стараясь получить как можно более целый лоскут. Аурелио забывает о необходимости сказать что-то в ответ: он смотрит на влажно блестящую плоть и очень хочет отвернуться, а еще лучше – выйти отсюда. Но уйти означало бы сдаться, отказаться от всего, ради чего он служил Сантино, поэтому Аурелио сцепляет руки за спиной и старается не отводить взгляд.
Сантино работает неспешно, но очень профессионально. Третий разрез, еще несколько взмахов скальпеля – он сгибает почти идеально ровный прямоугольник пополам и наконец отрезает его. Сантино держит кожу за уголки и поворачивается к Аурелио. Тот замечает, что татуировка почему-то смазалась; то, что еще недавно было изощренным рисунком, теперь похоже на тест Роршарха, и Аурелио видит в нем то зомби из своего далекого прошлого, то Таддео, прижимающегося к его плечу.
– Довольно странная символика, – голос Сантино выбивает Аурелио из оцепенения.
– Такое сейчас, – он запинается и продолжает уже увереннее. – Кхм, такое сейчас модно.
Сантино в ответ лишь выгибает бровь; развернувшись, бережно вешает лоскут кожи несколько маленьких крючков, а после возвращается к телу. Он точно таким же образом начинает срезать кожу с левой стороны, и Аурелио смотрит, как мерно поднимается и опускается покрытая слоем поблескивающей в ярком свете крови грудь. Таддео ведь еще жив, вдруг понимает он, и от этого становится еще страшнее. Что если он очнется? Каково это вообще: очнуться и обнаружить, что с тебя кусок за куском срезают кожу?
По рельефу обнаженных мышц течет целая сеть кровавых ручейков, они смешиваются, стекают на стол, на живот Таддео, покрытый белесыми комками жировой ткани.
Аурелио уже не знает, так ли он хочет этих секретов Джованни.
– Подойди, – произносит Сантино, осторожно растягивая на пальцах второй лоскут кожи, отличный от первого лишь отсутствием татуировки. Аурелио не без опаски повинуется, и тот подносит свежесрезанную кожу прямо к его лицу, будто сравнивая. – Да, пожалуй, вполне сойдет, – негромко бормочет он.
Аурелио требуется все его мужество, чтобы сохранить спокойствие, но его не хватает на то, чтобы задать хоть один вопрос. Сантино вешает второй кусок кожи рядом с первым.
– Нам повезло, что у вас очень похожий оттенок кожи. Работы предстоит меньше, чем могло быть, – кожу с рук Таддео он снимает гораздо быстрее и уже не так аккуратно, – То, что ты сейчас наблюдаешь – очень древний ритуал, в оригинале гораздо более трудоемкий.
Сантино говорит так, словно читает лекцию. Аурелио кажется, что он сейчас снимет кожу с рук Таддео, будто перчатки, но тот не позволяет себе неаккуратности и спешки. Крючки равномерно заполняются все новыми и новыми светлыми, чуть сморщившимися прямоугольниками. Аурелио уже не следит за процессом – он смотрит на Таддео, еще живого Таддео, впервые в жизни по-настоящему обнаженного.
– Я взял на себя смелость усовершенствовать ритуал и оказался более чем доволен результатами этой работы. Еще сотню лет назад нам приходилось свежевать человека полностью, – продолжает Сантино свою речь. – Теперь же достаточно нескольких участков, при условии, что под рукой есть кто-либо, более или менее схожий с жертвой.
Когда он скупыми, отточенными движениями снимает кожу с лица Таддео, обнажая прячущуюся под ней кровавую маску, Аурелио инстинктивно склоняет голову. Лишенные век ярко-голубые глаза слепо смотрят прямо перед собой, и это, думает он, страшнее всего. Что сейчас видит Таддео?
Сантино переводит взгляд с Аурелио на Таддео – на то, что осталось от Таддео – и вновь удовлетворенно кивает:
– У вас даже волосы одного цвета. Надеюсь, ты не слишком против того, чтобы сменить прическу.
Аурелио пожимает плечами. Он догадывается, что с ним собираются сделать, и волосы – явно наименьшая из его проблем.
– Замечательно. Сними рубашку, – Сантино уходит к котелку, все еще стоящему на огне.
Аурелио подчиняется механически; он путается в рукавах и не может оторвать взгляда от освежеванного Таддео. «Но на деле посвящаешь всю свою жизнь служению», – говорил ему он еще пару часов назад. Что Таддео может знать о служении?
Сантино подносит бокал с бурлящим бордовым напитком прямо к губам Аурелио. Высохшие мертвые внутренности словно огнем обдает; Аурелио теряет весь свой самоконтроль и сгибается пополам, глухо воя от боли.
– Могущество не дается так просто, юноша. Терпи. Докажи, что ты достоин быть одним из нас, – голос Сантино раздается словно со всех сторон. Аурелио кажется, что он звучит даже внутри его головы.
Он пытается обхватить себя руками, сжаться, чтобы хоть как-то унять боль, но обнаруживает, что все его тело покрыто липкой алой слизью. Пальцы соскальзывают, Аурелио едва не падает на колени, но Сантино подхватывает его под локоть и равнодушно бросает:
– Нет-нет, твой драматизм совершенно излишен. У нас не так много времени.
Аурелио сжимает зубы и кое-как выпрямляется. Первая волна боли утихает, а новая не спешит спалить его изнутри еще раз, и он даже может видеть, как Сантино берет с растяжки кусок кожи Таддео и подносит к его груди. Алая слизь с жадностью цепляется за чужую шкуру, приращивает ее к себе, и Аурелио буквально на глазах обрастает плотью Таддео. Кусок за куском Аурелио просто исчезает, словно стирается из этого мира, и уже через минуту он рассматривает свои новые татуировки.
Когда Сантино подносит к Аурелио лицо Таддео, того охватывает ужас. Ему кажется, что сейчас он исчезнет, просто пропадет, и в мире останется лишь глупый страдающий мальчик Таддео, напивающийся в дешевых барах и говорящий о вещах, о которых он ничего не знает. Аурелио не успевает ни отшатнуться, ни закричать - чужая кожа расползается по его лицу слишком быстро; он лишь закрывает глаза.
А когда открывает, то обнаруживает себя.
Сантино подводит его к небольшому зеркалу, висящему над раковиной в углу зала.
«Это все ради блага семьи, – думает он. – Я – Джованни, и моя семья превыше всего». Аурелио пытается думать о том, что это – всего лишь необходимая часть его обучения. Он ведь сам этого всегда хотел, сам годами пытался доказать, что он лоялен и сделает все, что понадобится.
Аурелио отчаянно гонит от себя мысль о том, что все это – пустые самооправдания, потому что в таком случае он пропал. Он просто отказывается верить в то, что ему до одури страшно, что он не хочет свежевать людей, не хочет наращивать их плоть на кого-то другого.
«Я – Джованни. Теперь я точно стану одним из них. Меня наконец обучат всему, как я и мечтал».
Против своей воли Аурелио думает о том, как хорошо было бы куда-нибудь уехать. Он мог бы тихо жить, скрытно питаться, возможно, даже вступить в Камарилью…
«Они не отпустят меня. Далеко я не уеду, даже если попытаюсь. Я вроде как обречен», – грустно улыбается ему Таддео из зеркала.
* кабальитос – специальный стакан для текилы