спецквеста и реквиема псто

[m-lee]

Абсурд на ФБ научился делать гифы и на бонусе 4 левела радостно это демонстрировал собственно, гифочка. все равно их девать некуда.

наконец-то я могу сказать это.
НЕНАВИЖУ ЭТОТ УНЫЛЫЙ, ЗАТЯНУТЫЙ, СКУЧНЫЙ ФИЛЬМ
но перед спецквестом я, сурово решив, что "все для любимой команды!", даже его пересмотрела. а потом много думала о том, как вообще к моему ФЕЕРИЧЕСКИ ПРЕКРАСНОМУ канону прикрутить этот затянутый ад из однотипных кадров и типа-глубокой-драмы.
дедлайн был неумолим, и из боли, слез и страданий родился вот этот текст.
и тут еще благодарности:
треду мотивации и поддержки. что б я без вас делала :3
и прекрасной  Мириамель, которая утешала и поддерживала меня в личке. :3

Название: Смерть после смерти
Автор: the absurd.
Бета: добрая девочка
Размер: 5286 слов
Пейринг/Персонажи: Салар (Каесид), Ольдар (Ласомбра), другие
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: желания Салар исполняются, но совсем не так, как она хотела
Примечание: ретейлинг сюжетной линии Сары Голдфарб
Дисклеймер: Мир принадлежит Беловолкам - и я тоже.

Лето

«Летом Брайтон-Бич расцветает, как пробившийся сквозь груды мусора сорняк на помойке. Людей здесь становится все больше и больше, и я уже скучаю по тем ночам, которые проводила в одиночестве на берегу океана: теперь пляжи никогда не бывают пустыми.
Ольдар говорит, что там, у тебя, в загробном мире есть море.
Хотела бы я знать, сидишь ли ты на его берегу, как сижу в этом мире я.
В конце концов, раз мы оба мертвы, с чего нашим загробным жизням так сильно отличаться друг от друга?»
Салар складывает недописанное письмо пополам и кладет на тумбочку, прямо на приглашение на какой-то благотворительный бал от «Малин и Блок». Это своеобразная маленькая традиция: она жертвует им деньги на исследования и проекты, а они исправно присылают Салар приглашения на свои мероприятия. Салар никогда там не появляется. Впрочем, ей приятно знать, что в одном из этих зданий, похожих на бетонные братские могилы, сидит человек, который раз в несколько месяцев заботливо выводит ее имя на серебристой мелованной бумаге.
Салар встает, вытягивается во весь рост – семь футов идеально белого мертвого тела – и, взглянув на часы, идет приводить в порядок бумаги для Ольдара, который должен прийти с минуты на минуту.
Ольдар – Ласомбра, Епископ Шабаша; Салар знает о нем немного: только то, что он из Норвегии и в письмах подписывается как «Ольдар Г.». И, конечно, то, что Ольдар охоч до тайных знаний так же, как сама Салар: именно он приносит ей рукописи, книги и документы на расшифровку.
Ольдар заходит в жилище Салар как к себе домой; он снова в своем любимом белоснежном костюме – Салар не знает, скучает ли Ольдар по снегу или же просто издевается над ней. Она взмахом руки отсылает его в гостиную, а сама подходит к столу в прихожей, на котором аккуратной стопкой лежат бумаги, исписанные каллиграфическим почерком. Ольдар по привычке садится на диван и окидывает взглядом комнату, своей стерильностью похожую на операционную. Улыбаясь, он берет с тумбочки письмо, и, закинув ногу на ногу, вчитывается в строки. Салар, заходя в гостиную, просматривает свои переводы ритуалов, решая, какие знания можно дать Шабашу без риска обречь этот район на локальный Апокалипсис.
– Тебе стоило бы перестать писать ему письма, – Ольдар небрежно кладет лист бумаги на место, когда Салар подходит к нему и садится рядом.
– Почему? – она пожимает плечами и отворачивается, избегая его взгляда.
– Это глупо, Салар. Тебе, в отличие от него, повезло пережить смерть, и на что ты теперь ее тратишь? На самоуничижение?
– Предлагаешь забыть? Даже если я виновата в его смерти?
– Особенно если так, – он берет у Салар бумаги, смахивает с них ее седой волос и вчитывается в текст. – Украсть из могилы череп, отпилить от него макушку и сделать из этого чашу? Джованни в своем стиле, - фыркает. – Салар, все это – сентиментальная чушь. Если тебе так его не хватает, ты можешь поговорить с ним.
– Он покончил с собой после того, как увидел меня мертвой… не-мертвой, – Салар холодно улыбается, смотрит Ольдару в глаза и видит в них то, чего не хочет видеть никогда и нигде: собственное отражение. – Я не знаю, помнит он что-нибудь из своей жизни или нет, но не хочу, чтобы он видел меня… такой.
– Я могу сказать тебе только то, что твой жених был не самым умным человеком. В конце концов, ты не Носферату.
Салар отводит взгляд и поправляет длинные седые локоны. Недаром говорят, что в волосах заключено прошлое: она не обрезает их, хранит, как напоминание о боли в растягивающихся под влиянием Становления суставах и костях, о неестественно заострившихся хрящах, о черных, лишенных белка и радужки глазах. И, конечно, об ужасе во взгляде Дерека, когда она, сбежав от своего создателя, пришла к нему. «Ты чудовище», - сказал он ей тогда, и это был последний раз, когда она видела его живым.
– У меня для тебя кое-что есть, – Ольдар достает из портфеля потрепанную книгу и протягивает ей. – Дневник какого-то Каесида, – Салар проводит пальцами по кожаному переплету. – Там какая-то хитрая шифровка, я так ничего и не понял. Может быть, ты разберешься.
– Спасибо, – кивает она, и Ольдар встает с дивана.
– Не за что, – он прячет бумаги в портфель и направляется к выходу. Салар, по обыкновению, провожает его до двери, и уже на выходе Ольдар оборачивается. – И не дай бог твоему мертвому жениху увидеть море загробного мира.
Салар растерянно прижимает к груди дневник и бросает на прощание: «Удачи».
***
«Исследования, которым я посвятил свою жизнь, показали, что кровь фей дает нашему клану абсолютно уникальные возможности, не доступные другим каинитам. Но даже я не мог представить, насколько сильно мы от них отличаемся.
Тени, окружившие мое убежище, с каждой ночью становятся все реальнее и страшнее. Они пришли за моими тайнами, и долго я не продержусь. Я записываю свои разработки в надежде на то, что они попадут в руки Каесид, потому что если их сможет расшифровать кто-то другой – мы пропадем: открытие, сделанное мной, может изменить все.
С помощью крови фей мне удалось преодолеть проклятие Каина. На какое-то время я вновь стал живым, смог почувствовать вкус человеческой пищи, услышал биение собственного сердца, и, что важнее всего остального, я увидел рассвет и не сгорел заживо. Спустя двести тридцать лет, проведенных во мраке, я снова увидел восход Солнца.
Каинит, читающий эти строки, поверь мне: во всех наших ночах нет ничего, что могло бы сравниться с этим.
Ритуал, проведенный мною, также смог обратить проклятие вспять: мои глаза вновь стали такими, какими были до смерти, а кожа приобрела практически нормальный цвет. Мое открытие, несомненно, приведет меня к гибели, но я надеюсь, что кто-нибудь из Каесид однажды сможет продолжить мои исследования. Наверное, мне стоило бы унести это знание с собой в Ад, но я не хочу лишать своих сородичей возможности хоть на несколько часов выбраться из той тьмы, в которой мы вынуждены существовать.
Для ритуала потребуется очень много крови…»
Салар отрывается от чтения и растерянно встает с кресла – дневник выпадает у нее из рук и с глухим стуком падает на пол. Знал ли Ольдар, какие тайны скрываются на пожелтевших страницах? Подозревал ли? Салар резко поворачивается и начинает мерить комнату шагами – из одного угла в другой, словно загнанное в клетку дикое животное. Ее сир, Ольдар, остальные вампиры, с которыми ей доводилось разговаривать, – все в один голос утверждали, что проклятие необратимо. Теперь, когда выяснилось, что это, возможно, не так, Салар буквально физически ощущает: все, во что она верила пятьдесят девять лет, рушится, словно под натиском снежной лавины.
На глаза ей попадается стоящая на каминной полке старая фотография. Они с Дереком сделали ее в день своей помолвки; Салар смотрит на выцветшее изображение так, будто увидела его в первый раз.
На фото она обнимает Дерека и они оба улыбаются. Салар, тогда еще носившая совершенно другое имя, выглядит абсолютно счастливой; на ней – любимое красное платье, которое так нравилось Дереку. Сейчас она рассматривает девушку на фото и не узнает в ней себя: на фотографии у нее каштановые волосы и аккуратный, хоть и несколько крупноватый нос. И глаза, казалось бы, самого обыкновенного серо-зеленого оттенка, но Салар смотрит на четкие грани между белком, радужкой и зрачком, как на истинное чудо природы. У нее в доме нет зеркал: она лично разбила все, которые были. Салар не нужны зеркала, чтобы увидеть себя со стороны: тощее, нелепо высокое, холодное мертвое тело с неестественно вытянутыми ушами и носом. С этими проклятыми провалами вместо глаз.
В детстве бабушка часто говорила Салар, что глаза – это зеркало души.
Салар – снежно-белый бездушный труп – смотрит на живую себя до тех пор, пока изображение перед глазами не превращается в смазанное красное пятно.
Она думает, что жизнь одного человека – не такая уж большая плата за возможность вытащить свою душу из Ада на пару часов. В конце концов, людей много. Чертовски много. Особенно в Брайтон-Бич. Особенно летом.
***
Обескровленная мертвая женщина с каштановыми волосами лежит лицом в пол прямо посередине безукоризненно-чистой гостиной. Сидящая неподалеку Салар недовольно морщится, но лишь на секунду: сейчас ей нужно сосредоточиться на другом.
Ночью она сняла с окна тяжелые темно-синие шторы, и теперь Салар с опаской смотрит, как в ее дом впервые за все те годы, что она живет в Бруклине, пробирается солнечный свет. Она очень точно следовала всем инструкциям, которые безымянный Каесид оставил в своем дневнике, но ей все равно страшно.
Салар никогда не видела, как сгорают вампиры. Только слышала от Ольдара: время от времени тот начинал рассказывать ей странные и часто страшные истории из своей жизни. В том числе и про Камарилью; в том числе про войну, идущую между двумя фракциями; с особой любовью Ольдар рассказывал о том, как после допроса они оставляли «лицемерных камарильских шлюх» связанными на открытом пространстве и ждали рассвета.
Вампиры, рассказывал Ольдар, выли от боли и ужаса так, что у одного гуля полилась кровь из ушей.
Теперь Салар со страхом наблюдает за солнечным лучом, скользящим по полу ее дома. Она еще помнит, как должен выглядеть рассвет, хотя с каждым годом воспоминания о солнце становятся все более смутными; Зверь внутри нее шепчет, что оно – враг каких не сыскать, и нет и быть не может никакой красоты в том, что превратит тебя в пепел.
Зажмурившись, Салар протягивает руку, подставляя ее под предрассветный солнечный луч. Белая кожа, кажется, вспыхивает – но она всего лишь отражает свет.
В первые несколько секунд ничего не происходит.
А потом Салар слышит, как ее ссохшееся мертвое сердце вдруг оживает и делает первый удар.
На линии горизонта показывается солнце.
Салар впервые за пятьдесят девять лет делает вдох. Легкие расправляются; в горле першит, и она кашляет: внутри все будто покрыто слоем пыли. Потом, прочистив горло, встает с пола и робко подходит к окну. Солнце лениво показывается из-за горизонта, заливая океан ослепляющим светом; Салар распахивает окно настежь и протягивает руки к солнцу. Ее мертвое тело меняется прямо на глазах. Кровь приливает к кончикам пальцев, и сама жизнь бежит вслед за ней; под стремительно розовеющей кожей проявляются тонкие синие вены.
Салар думает о том, что они похожи на реки, тянущие свои воды к бескрайнему океану.
Она чувствует, как легкая дрожь пробирает ее тело, и счастливо смеется: оказывается, Салар давно забыла, каково это – быть живой, и каждое ощущение кажется ей совершенно новым. Она чувствует себя ребенком, познающим мир с самых азов.
Салар отходит от окна только тогда, когда солнце полностью встает; она оборачивается, полной грудью вдыхая свежий воздух, и смотрит на зеркало, украденное ею ради сегодняшнего дня. Она больше не нервничает, полностью доверившись автору дневника, и поэтому спокойно подходит к шкафу, на дверце которого висит красное платье. Салар переодевается медленно, наслаждаясь прикосновениями легкой ткани к коже.
Через несколько минут она, улыбаясь, подходит к зеркалу.
Первое, что видит Салар – собственные серо-зеленые глаза. Она отходит от источника света, подходя ближе к зеркалу, и зрачок мгновенно расширяется. На секунду Салар замирает от страха: ей кажется, что его чернота снова закроет радужку и белок, но стоит ей повернуться к окну, как зрачок испуганно сжимается в точку, а Салар с облегчением выдыхает. Теперь она может рассмотреть себя как следует.
Глаза и кожа ее точно такие, какими были при жизни, а вот остальное все еще не так близко к совершенству, как хочется Салар. Она собирает волосы и поднимает их вверх, крутясь перед зеркалом: после смерти Салар исхудала и вытянулась в рост, и если тонкий острый нос на живом лице смотрится, пожалуй, даже лучше, чем ее собственный, то фигура – действительно проблема. Платье безнадежно коротко и висит на ней, будто на вешалке.
Салар разочарованно выдыхает.
Достичь совершенства будет не так просто.
Через пять дней и еще две смерти Салар пытается выветрить из комнаты отвратительный запах перекиси водорода. Она сидит в кресле, с наслаждением перебирая мягкие каштановые локоны: ей удалось найти в своей библиотеке заметки о Цимисхе и их искусстве изменения плоти, и теперь дело лишь за тем, чтобы скомбинировать эти два умения. Тем более что теперь для совершенства есть причина даже более существенная, чем ее тщеславие. Салар, мечтательно улыбаясь, берет с тумбочки недописанное письмо и, закусив губу, дописывает туда несколько строк.
«Дорогой Дерек.
Я даже не мечтала о том, что мы вернемся с того света в один день. Это так правильно и так… сказочно.
Я встретила тебя, когда перед закатом выходила на пляж, полюбоваться на океан – в свете умирающих алых лучей он становится еще прекраснее. Ты подошел ко мне, сказал, что тебе кажется, будто мы уже где-то виделись…
Ты еще не помнишь, кто я такая. Я все понимаю: ты слишком долго был мертв. Но ты обязательно вспомнишь. Твое новое имя – Конрад.
Я по тебе скучала. Всегда твоя, Салар д’Фогбар».

Осень

«В этой жизни ты стал наблюдательнее, Дерек. Все удивляешься, почему я каждый раз выгляжу как-то немного иначе, почему меняются рост и фигура.
Обещаю, что перестану менять твою память, как только снова стану собой.
Надеюсь, ты простишь меня: я делаю все это для нас. Я не знаю, вспомнишь ли ты меня, когда мои эксперименты, наконец, увенчаются успехом; но даже если нет – я просто чувствую, что должна».
Текст обрывается; письмо валяется на полу среди бумаг. В низу листа – засохшее пятно крови.
Вместо запаха перекиси водорода в гостиной теперь витает тошнотворно-сладковатый запах разложения, и это очень раздражает Салар.
Она снова крутится возле зеркала: платье уже не висит, но вернуть прежние формы она все еще не может; но, кроме этого, в росте нужно убрать еще дюйма четыре, а это гораздо сложнее.
Салар, вздохнув, снимает платье; время ее жизни подходит к концу, и она по привычке ложится на пол, ожидая, когда тело выгнется в очередной предсмертной агонии. Закрывает глаза, предугадывая происходящее за секунду до того, как оно случается.
Вот сейчас ее тело прогнется в позвоночнике, и она на долгие несколько мгновений застынет, ощущая, как мышцы, суставы и кости, измененные искусством Цимисхе, восстановят свою прежнюю форму; это все равно, что быть растянутой на дыбе, думает Салар, ощущая, как ее ноги пронзает тупая, ноющая боль. Через секунду она охватит все тело, и способность думать просто покинет Салар.
Умирание занимает обычно минут пять, не больше, но Салар кажется, что часы просто врут ей: смерть не задумывается о времени – она занимает вечность. Салар встает с пола, мертвая и чертовски голодная – смерть каждый раз пробуждает в ней просто звериный аппетит, – и, пошатываясь, на четвереньках добирается до угла комнаты. Там в ряд выстроены пустые и полупустые бутылки: Салар нужно все больше и больше крови, чтобы возвращать себя к жизни.
Она жадно припадает к одной из бутылок, расслабленно откидывается на стену и упирается рукой во что-то мягкое. Это «что-то» оказывается мертвым молодым парнем; пустые глаза смотрят прямо на Салар, и та морщится, отворачиваясь.
Убийство, думает она, – не проблема. Пожалуй, это как раз самая легкая часть. Но эксперименты и Конрад отнимают все ее время: Салар не может выкроить и пары часов на то, чтобы сделать уборку.
Салар добилась очень многого, но с каждой неделей становится лишь сложнее: ей нужно все больше крови, чтобы продлить свою имитацию жизни и при этом продолжить исследования. Максимум, которого ей удалось добиться – двенадцать часов полноценной человеческой жизни; двенадцать часов, проведенных с Конрадом: они гуляли по пляжам, ходили в кино, занимались сексом, и Салар готова убить еще тридцать семь человек за то, чтобы повторить этот день.
Салар, цепляясь за стену, встает и бросает взгляд на фотографию на каминной полке. Она обещает себе, что сделает еще одну, как только платье придется ей впору. Салар прикрывает глаза и улыбается, представляя, как будет обнимать Конрада; она повиснет на нем – и он рассмеется, а потом щелчок камеры запечатлит их счастье. И Салар обязательно будет выглядеть такой же счастливой. И такой же красивой.
Она берет в руки листки бумаги, исписанные формулами и короткими записями, часть которых невозможно прочесть: они все перепачканы кровью; кажется, все в этой комнате покрыто багровыми пятнами. Салар устало закрывает глаза и считает до десяти.
Все равно там все было неправильно, думает она и рвет записи на несколько десятков неровных клочков. Остаток ночи Салар вытаскивает трупы из своей квартиры, чтобы похоронить их в огромном равнодушном океане.
***
Конрад уезжает к родителям в другой штат, и Салар полностью погружается в свое исследование. Она так увлечена изучением Цимисхе и собственными расчетами, что едва не забывает о запланированном визите Ольдара; времени хватает лишь на то, чтобы прикрыть пятна на мебели скатертями и красивыми кружевными салфетками и застелить пол мягким ковром. Совершенно не подходящим под цвет обоев, ворчит она.
Ольдар заходит в ее убежище, как обычно, нагло и свободно – так, будто он здесь действительно желанный гость. Салар молча отходит в сторону, надеясь, что он ничего не заподозрит: Шабаш, конечно, не запрещает эксперименты, требующие большого количества крови, но Ольдар имеет полное право потребовать объяснений.
Надежда Салар рушится в первые же три секунды. Ольдар застывает, будто гончая, почуявшая добычу: абсолютно неподвижный, он лишь втягивает носом воздух.
Конечно, некстати думает Салар, кому еще чуять кровь и убийства за милю, как не цепному псу Шабаша.
Ольдар мягко улыбается и оборачивается к ней:
– Салар, душа моя, неужели ты все-таки отвлеклась от самоедства и душевных терзаний?
Его голос сладок, как запах разложения.
– Просто небольшое исследование, – она дергает плечом, борясь с желанием выставить его из квартиры.
Ольдар срывается с места так же внезапно, как застыл минутой раньше, и оказывается в гостиной до того, как Салар вообще понимает, что произошло. Он снимает салфетку с ближайшей полки и, склонив голову набок, задумчиво смотрит на кровавое пятно, а потом подбирает лежавший под салфеткой клок бумаги. Салар ощеривает клыки в нервном оскале, но быстро берет себя в руки; Ольдар делает вид, что не заметил этой вспышки агрессии.
– Изменчивость? Дисциплины Цимисхе? Зачем тебе понадобилось столько крови?
Он становится прежним: наглым, уверенным в себе холодным Ольдаром. Подходит к дивану, с комфортом располагается на нем, откинувшись на спинку и закинув ногу на ногу.
– Значит, в той книжице, которую я тебе принес, все же было что-то любопытное.
Салар растерянно молчит. Это как раз то знание, которое ни в коем случае не должно попасть к Ольдару. Тот понимает ее молчание, но лишь пожимает плечами.
– Я мог бы вытянуть из тебя это знание, если бы захотел. Впрочем, хочешь хранить свои маленькие грязные тайны – пожалуйста.
Салар с облегчением улыбается, но Ольдар продолжает:
– С конца августа – почти сорок пропавших без вести.
Она гордо вскидывает голову и пристально смотрит на него черными провалами глаз. При всей ее ненависти к этой части проклятия, даже Ольдар не может долго выносить ее взгляд.
Черт бы побрал этого Ласомбра, думает Салар, продолжая хранить молчание.
– Трупы, которые ты выносила из квартиры и сбрасывала в океан. Мне кажется, если я отправлю кого-нибудь проверить дно, там обнаружатся все пропавшие.
Салар жалеет о том, что не может убивать взглядом.
– Когда ты попадешься, я не полезу за тобой в пекло.
Салар недоуменно моргает.
– Когда я попадусь? А если я не попадусь?
– Попадешься, – Ольдар пожимает плечами. – Ты чертовски неопытна и неаккуратна, так что это лишь вопрос времени. Второй вопрос заключается в том, кому именно ты попадешься, - он пристально смотрит ей в глаза, и Салар кажется, что тени в углах комнаты начинают шевелиться. – Если до тебя доберутся охотники…
– Я не назову им твоего имени, если ты об этом.
Тени покорно ложатся на место.
– Умница. И раз уж ты так увлеклась серийными убийствами… – Ольдар достает из кармана пиджака небольшую записную книжку. – Это мне принесли вместе с дневником. Автор, конечно, другой, но содержание может быть не менее любопытным.
Салар осторожно забирает записную книжку; Ольдар улыбается, глядя на ее руки, и это нервирует, очень нервирует. Она понятия не имеет, что сказал бы этот надменный Ласомбра, узнав, чем в действительности занимается Салар. Ей кажется, он одобрил бы этот эксперимент, но здравый смысл подсказывает: лучше не проверять.
– Содержимым этой записной книжки ты поделишься со мной, – Ольдар подходит к ней вплотную, – хочешь ты этого или нет. Оно представляет ценность для Шабаша. – Салар кивает; Ольдар ниже ее ростом, но он все равно смотрит на нее сверху вниз. Зверь внутри Салар скалит клыки – снежно-белое тело чудовища не хочет противиться своей животной природе.
У нее вообще не так много контроля над этим обликом.
– Тебе следует лучше питаться, – Ольдар берет ее лицо за подбородок, внимательно всматривается в глаза. – И бросить эти дурацкие иллюзии.
– Это не иллюзии! – рычит Салар прежде, чем успевает понять: Ольдар в курсе всех ее дел. А когда понимает, становится уже поздно: он смеется, и смех отражается от стен, накатывает на Салар со всех сторон, сжимается вокруг нее.
Салар чувствует себя маленькой потерявшейся девочкой.
– Проклятие Каина необратимо. Ты никогда не будешь живой, Салар, – Ольдар делает пару шагов назад, оправляя безупречно выглаженный белоснежный пиджак. – Впрочем, ты еще слишком юна для того, чтобы просто смириться. Наслаждайся.
Ольдар уходит, а Салар еще долго не двигается с места.
***
Салар приходит к выводу, что Ольдар просто слишком стар, чтобы помнить о жизни хоть что-то.
Но у нее есть цель. У нее есть Конрад. И она, в отличие от Ольдара, точно знает, что от проклятия можно избавиться.
Салар посвящает опытам все свое свободное время; теперь она даже жертв приводит сразу по несколько человек – просто связывает их и выкачивает кровь по мере необходимости. По гостиной летают мухи: они откладывают личинки в мертвецах и даже в еще живых, черными шевелящимися саванами укрывают трупы, не переставая жужжать ни на секунду, но Салар нет до них никакого дела.
Она все еще не научилась сочетать искусство Цимисхе с умениями своего клана, но с каждым разом, с каждой жертвой она все ближе к совершенству. К возвращению Конрада, решает Салар, ее тело должно быть идеальным.
Салар встретит его в своем красном платье, и он все вспомнит. Она мечтательно улыбается, отгоняя мух и ловя свое отражение сразу в пяти зеркалах. Салар проводит перед фотографией все больше времени, и в одну из ночей ее тело вместе с жизнью получает совершенную форму.
Салар надевает свое любимое красное платье и весь день, от рассвета до заката, просто сидит перед зеркалом, умиротворенно рассматривая собственное отражение. А с заходом солнца снова мертвая Салар, переполошив насекомых, бездумно набрасывается на ближайшего своего пленника: голод теперь перекрывает все, но это не имеет никакого значения, потому что цель оправдывает средства. Во всяком случае, именно это шепчет ей внутренний Зверь.
Конрад возвращается на следующий день и назначает Салар встречу на их секретном пляже, далеком от общественных, в одиннадцать часов вечера.
Перед тем, как выйти из дома, она целует Дерека на фотографии. На удачу.
Океан сегодня на редкость тих; лучи заходящего солнца ласкают толщу воды, и океан в ответ тянется к ним миллионами маленьких волн. Конрад стоит спиной к Салар – она не спешит окликать его, готовясь к самой важной своей встрече.
Наконец, он оборачивается, и появившаяся на его лице улыбка почти сразу сменяется обеспокоенностью.
– Салар? Что с тобой?
– Дерек, ты узнаешь меня? – она, улыбаясь, подходит ближе.
– Что с твоим платьем? Почему ты в крови? – Салар будто не слышит Конрада, она просто делает еще несколько шагов ему навстречу. Она потратила месяцы на то, чтобы стать живой, такой, какой была при жизни, и теперь Салар не хочет замечать кровавых пятен, покрывающих платье. Салар не хочет замечать никого и ничего, кроме Конрада – кроме Дерека, которого она видит в Конраде.
– Дерек, это я. Салар. Мы должны были пожениться, – Салар прижимается к нему всем телом, и ее надломленный голос больше похож на собачий скулеж. – Ты помнишь?
Конрад отстраняется и обеспокоенно смотрит на Салар. Ее серо-зеленые глаза нездорово блестят в сгустившихся сумерках, а потом зрачок резко расширяется – через мгновение он закрывает сначала радужку, а потом и белок, и Конрад резко отшатывается.
Салар падает на колени, а дальше все идет по привычному ей сценарию: тело выгибается дугой, кожа теряет цвет – она умирает.
В голове у Салар бьется лишь одна мысль: неправильно. Все неправильно. Она умирает слишком рано. Когда она поднимает взгляд на Конрада, тот, парализованный ужасом, неотрывно смотрит на нее.
Салар узнает этот взгляд. Она слабо улыбается и спрашивает:
– Ты узнал меня, Дерек? Узнал?
– Ты чудовище! – лепечет Конрад, и Салар просто перекашивает от злости.
«Ты чудовище!» – кричал ей Дерек, и сейчас эти слова снова эхом отдаются внутри ее головы. Зверь вырывается наружу, и Салар, вновь преданная любимым мужчиной, прячется за него, не желая больше слышать это проклятое слово.
Конрад звал чудовище – и он его получил: у снежно-белого зверя считанные секунды уходят на то, чтобы разорвать хрупкое горло; кровь толчками покидает тело Конрада, и зверь с наслаждением лакает теплую алую жидкость прямо из раны.
Тело Салар полностью перепачкано в крови; красное платье порвалось и теперь жалкими лоскутами обматывает тело так, будто бы нет никакого платья и никакой кожи – одна лишь обнаженная плоть.
Где-то вдалеке часы пробивают полночь, и в Брайтон-Бич приходит зима.

Зима

Салар вновь дома. Зверь, свернувшись внутри нее, спит, сытый и довольный.
Она рассеянно прижимает к груди мертвое тело Конрада и отчаянно хочет понять, как так получилось. Салар очень плохо помнит события прошедших нескольких часов, но оставшиеся отрывки воспоминаний навевают страх и отвращение к себе.
Все мертвы, думает Салар, Дерек мертв и Конрад тоже мертв. И она сама мертва – Ольдар был прав с самого начало, но за своей фанатичностью она не видела ничего.
И теперь она сидит, обнимая труп, а вокруг нее настоящая скотобойня. Даже хуже: мухи ползают по гниющим мертвым телам; запахом разложения, кажется, пропиталась и сама Салар.
Ее некогда до педантичности чистая гостиная теперь – лучшая декорация для фильмов ужасов.
Салар решительно встает с пола и принимается за уборку – у нее есть вся длинная зимняя ночь. Она убирает трупы – все, кроме тела Конрада, – просто перетаскивает их на ближайшую пустую пристань, отводя глаза немногочисленным случайным прохожим: в этой части Брайтон-Бич вообще не слишком много желающих разгуливать ночами по улицам. Салар коротко молится за их упокой и сбрасывает тела в океан, а после, вернувшись в дом, принимается за свои записи.
У нее набирается целая кипа исписанных формулами листов; к ним добавляются и все письма, которые она писала Дереку долгих пятьдесят девять лет, и фотография: Салар больше не хочет помнить себя живой. Все это она тоже уносит на пристань, а после принимается за мебель. Салар выносит из гостиной абсолютно все, лениво переругиваясь с разбуженными грохотом соседями, без устали ходит по одному и тому же маршруту, пока в комнате не остается ничего: лишь четыре стены, покрытые обоями, и труп Конрада.
До рассвета остается не больше часа, когда Салар, сорвав с себя то проклятое красное платье и увенчав им груду вынесенных вещей, обливает все бензином и поджигает.
Салар очень рада, что Зверь внутри нее испуганно мечется при виде пламени; он хочет бежать, бежать отсюда как можно дальше.
Салар чувствует, что наконец-то ведет себя, как подобает ожившему трупу.
Ей, в общем-то, плевать на то, что ее могут увидеть. Салар с восхищением смотрит, как сгорает ее прежняя жизнь, и уходит лишь тогда, когда паника становится абсолютно невыносимой.
Она хоронит Конрада на следующую ночь: закапывает его тело на том самом пляже, где разорвала ему горло. Закапывая его могилу, Салар боковым зрением замечает, как шевелятся тени вокруг нее – танцуют, будто живые, и провожают Конрада в его следующую жизнь.
Салар надеется, что она будет лучше, чем та, которая досталась ему в этом мире.
Вернувшись домой, она замечает на столике в прихожей потрепанную записную книжку. Открыв ее, она всматривается в строки, угадывая метод шифровки; торжествующе улыбаясь, она соотносит написанное с кодом, и первое слово, которое бросается ей в глаза – «некромантия».
Салар кажется, что Ольдар не делает ничего просто так, но у нее нет выбора.
Этой же ночью она начинает расшифровывать содержимое записной книжки.
***
Салар заканчивает перевод записной книжки, полностью посвященной тайнам некромантии и принадлежащей какому-то Джованни по имени Витторе, когда дверь ее убежища бесцеремонно выламывают.
В гостиную заходят трое мужчин; Салар смотрит на их ауры и определяет двух гулей и вампира.
Вампир в строгом деловом костюме задумчиво улыбается, окидывая взглядом абсолютно пустую комнату.
– Вот, значит, как живут преданные псы Шабаша? – у него приятный баритон, и Салар почему-то вспоминает Ольдара.
В конце концов, пришедший заходит в ее убежище точно так же, как наглый Ласомбра: как будто его здесь ждали. Гули каменными изваяниями застывают по обе стороны от него, готовые растерзать Салар по первому приказу хозяина.
Салар практически наплевать.
– Не слишком уютно, – подводит итог вампир и, снова улыбнувшись, переводит взгляд на сидящую на полу Салар. – Мое имя Витторе. Как вы могли догадаться, у вас есть кое-что, принадлежащее мне.
Он мягко присаживается на пол рядом с ней и берет в руки один из листов, ровной стопкой лежащих возле Салар.
– О, вы даже смогли расшифровать мои записи… похвально, похвально. У вас, сеньора, настоящий талант, – он выдерживает паузу, но Салар хранит равнодушное молчание. – О, поверьте, я прекрасно понимаю ваше недовольство – если бы не обстоятельства, я никогда не посмел бы проникнуть в ваш дом столь бесцеремонным образом. Но, к сожалению, записи, которые вы расшифровываете, представляют собой огромную ценность для семьи Джованни, и мы находим возмутительным тот факт, что их выкрали вместе с другими ценными книгами. Включая дневник одного из Сородичей, принадлежащего к вашему клану.
Салар равнодушно смотрит на Витторе. Она – словно змея в террариуме, с недоумением рассматривающая очередного зеваку, восхищенно размахивающего руками по ту сторону толстого стекла. Она вспоминает, как съеживались в огне страницы проклятого дневника.
– Не знаю, порадует или опечалит вас тот факт, что вор – некий Ласомбра по имени Ольдар – был пойман и, согласно одной из традиций, лишен руки, - Витторе не обнаруживает на лице Салар ни одного признака каких-либо эмоций, отрицательных или положительных, и потому продолжает. – Признаюсь, я пришел сюда, чтобы, - он запинается, смущенно улыбаясь, - устранить и вас.
Салар думает, что Витторе – очень хороший актер. Представление, которое он разыгрывает здесь для нее одной, кажется едва ли не честью.
– Но теперь у меня есть другое предложение. Вы пойдете с нами. Джованни могут пригодиться ваши таланты, а мы, в свою очередь, готовы предложить вам гораздо более комфортные условия для проживания. Паоло, Рико, – он делает короткий взмах рукой, и гули синхронно подходят к ним.
Они поднимают Салар с пола, подхватывают ее под локти и уводят из квартиры. Витторе бережно собирает листы с переводом и, снова улыбнувшись чему-то, покидает убежище Салар сразу вслед за гулями и ней самой.
***
Витторе не обманул ее: комната, которую он выделил ей в своем особняке возле Палермо, обставлена поистине роскошно, хоть и, безо всякого сомнения, является клеткой.
Он заходит к ней два-три раза в неделю, чтобы принести немного крови и поинтересоваться, готова ли она сотрудничать. Салар не отвечает на абсолютное большинство его реплик, но Джованни не сдается.
Салар, закрыв глаза, лежит на мягкой кровати и вспоминает, как проводила один из ритуалов, описанных в записной книжке Витторе.
«Ты можешь поговорить с ним», – говорил ей Ольдар, и в одну из ночей Салар решилась. Несмотря на все произошедшее, она безумно скучала по Дереку.
Салар помнила его голос – слабый, измученный. Кажется, он был искренне рад снова услышать ее. Дерек говорил о том, что скучает, и о том, что там, в загробном мире, нет ничего, кроме отчаяния, и что он отдал бы все, только бы вернуться сюда, к ней. Дерек сказал, что прощает Салар и попросил прощения у нее. Салар, чувствуя, как по щекам течет кровь, ответила тогда, что тоже его прощает.
А потом Дерек вдруг закричал, и это был страшный, леденящий душу, пронзительный вой – так, наверное, выли сгорающие заживо вампиры, о которых рассказывал ей Ольдар.
Связь между мирами растаяла, и испуганная Салар так и не решилась повторить ритуал.
Воспоминания прерываются стуком в дверь: Витторе всегда был с ней приторно вежлив. Он заходит в комнату и садистся на краешек кровати рядом с Салар.
– Доброй ночи, сеньора. Как вы сегодня? – он повторяет одни и те же реплики каждый раз, но сегодня Салар решает впервые ответить на них.
– Благодарю, прекрасно. У вас чудесный особняк, Витторе.
Он удивленно изгибает бровь, но тут же снова дружелюбно улыбается и протягивает ей пакет с донорской кровью.
– Безумно рад, что вы наконец захотели поговорить со мной. И еще больше рад тому, что вам нравится мое скромное жилище.
– Вы говорили что-то о сотрудничестве. Полагаю, вы хотите, чтобы я расшифровывала для вас тексты, как делала это для Ольдара? – она вонзает клыки прямо в пакет, игнорируя хрустальные бокалы, стоящие в ряд на прикроватном столике.
– Именно, сеньора. Так вы согласны?
Салар выпивает все до капли, прежде чем ответить.
– Да, – присев на кровати, Салар протягивает Витторе руку.
В голове ее всплывают строки из дневника Каесида. Помимо ритуала оживления, там были записаны и другие, не менее любопытные практики, но Салар может оценить их по достоинству лишь сейчас.
Витторе бережно пожимает протянутую руку, и Салар приникает к нему всем телом, свободной рукой зажимая его рот.
Закрыв глаза, Салар сосредотачивается и забирает себе память Витторе. Процесс оказывается болезненным; перед ее глазами мелькают хаотичные картины из жизни Джованни, начиная с самого рождения, но Салар знает, что они упорядочатся через пару минут.
Салар заканчивает вбирать воспоминания Витторе и встает с кровати – тот остается сидеть, абсолютно бездумно глядя куда-то в пространство перед собой.
Салар не знает, удастся ли ей вытянуть Дерека с того света, но считает, что должна попытаться.
Она находит в памяти Витторе подробную карту особняка и довольно кивает. Обернувшись к Джованни, Салар аккуратно проводит рукой по его волосам и дружелюбно улыбается, а после покидает комнату.
Салар должна поспешить: у нее еще очень, очень много дел.