драбблов псто

[m-lee]

а вот и продолжение банкета с разрывом ваших лент :3
половина драбблов, 3-4 левел :3

вот это была одна из первых штук, написанных мною на ФБ.
Абсурд любит собачек, и в процессе написания он время от времени задумчиво чесал свою собственную собачку за ухом и думал о том, как это все дохрена мило.

Название: Стая
Автор: the absurd.
Бета: chastity_first
Размер: 946 слов
Пейринг/Персонажи: стая собак, фоном Носферату
Категория: джен
Жанр: POV
Рейтинг: R
Краткое содержание: известно, что Носферату часто заводят животных-гулей, но как это выглядит с точки зрения животных?
Дисклеймер: Мир принадлежит Беловолкам - и я тоже. собачки и прочие персонажи, правда, мои. дачотам, персонажи почти во всех моих текстах - оригинальные и мои. об остальных будет сказано отдельно.

Черный лохматый кобель с рыжим брюхом спокойно вел свою стаю по переулкам. Сегодня им повезло: нашли целую кучу костей и обрезков мяса возле рынка. Собаки были сыты и довольны – оставалось лишь найти какое-нибудь тихое, укрытое от холодного ветра место для сна.

Вожак вел их дворами, стараясь избегать людных мест: помнил, что эти звери могут как поделиться едой, так и наброситься безо всякой видимой причины. Пес не понимал их поведения. Когда-то давно он жил в одном доме с ними. Его кормили, гладили, вроде бы даже любили, хоть и называли как-то странно – не имеющим смысла набором букв, чем-то сродни командам, которым его обучали. «Сидеть», «лежать», «голос», «Райк» – какая разница? Он, впрочем, отзывался. А потом в доме появилось еще одно существо – маленькое, детеныш, – и пса вскоре выгнали на улицу. Может, и хорошо, что выгнали. Вожак оглянулся на свою стаю, сильную, верную ему даже несмотря на то, что он кобель, – такие обычно возглавляют матерые суки. Они успешно избегали людей с петлями, иногда сходились в драке с другими стаями, искали еду, даже зимовали без потерь – неплохая жизнь. Только блохи доставали. Вожак остановился, чтобы почесаться.

Вдруг собаки услышали вой, доносящийся из соседнего двора. Вся стая насторожилась: что-то было неправильно; вой звал, даже манил, но как-то странно. Вожак с опаской всматривался и внюхивался в темноту, но безуспешно. В конце концов, он пошел на зов – медленно, готовый при необходимости броситься в драку, и за ним так же осторожно последовала стая.

Во дворе пес обнаружил странное существо, похожее на его бывших хозяев, но лишь отчасти: сгорбленное, и, казалось, израненное – на его шкуре местами было видно мясо, – оно пахло мертвечиной, совсем не так, как те, с кем он жил. Вожак стоял в нескольких метрах от существа. То сидело, прислонившись к стене, и, скалясь, смотрело псу прямо в глаза. Это был вызов, но необычный: существо хотело что-то сказать. Пес прижал уши к голове и зарычал – коротко, предупреждающе: если что-то пойдет не так, вся стая бросится на защиту своего лидера. Оно поняло сигнал, но лишь издало какой-то кряхтящий звук и оскалилось шире. Вожак подошел ближе; существо не отрывало взгляд ни на мгновение, и пес вскоре понял, что оно просит об услуге. Речь шла о переулке неподалеку и человеке, который будет вскоре проходить там. Существо хотело, чтобы они убили человека. Плохая идея: вожак знал, что на стаи, убивающие людей, охотятся. Но существо обещало не только безопасность – оно шептало, что пес и его стая станут сильнее, смогут без проблем добывать еду, у них будет своя территория и самки в стае. Оно протянуло руку; на его шкуре виднелись свежие кровоточащие царапины. Вкрадчивый голос внушал доверие обычно осторожному и подозрительному псу, тот сделал пару неуверенных шагов вперед и слизнул предложенную существом кровь. На вкус она ничем не отличалась от крови других животных – тех, которых разделывают на рынках, – но обоняние и зрение пса будто стали острее, а в уставшем и отчаянно чешущемся теле появились новые силы. Стая позади тихо рычала: происходящее им не нравилось; существо повторило свое обещание. Пес еще раз обнюхал его, и, наконец решившись, развернулся и побежал в сторону нужного переулка, коротким лаем приказав стае следовать за ним.

Бежать было легко и хорошо. Пес не торопился – не хотел загонять уставшую стаю, – но знал, что мог бы добраться гораздо быстрее. Переулок был совершенно обычный: проход между громадными домами, похожими на коробки, пустой, темный. Крысы, постоянные обитатели таких мест, быстро разбежались, почуяв зверей крупнее себя. Вожак остановился, и собаки разбрелись по переулку: одни крутились возле вожака, обнюхивая его, другие пытались найти что-нибудь съестное среди разбросанного везде мусора.

Нужный псу человек наконец появился. Вожак сразу его узнал: странным образом то существо сумело передать информацию так, что пес узнал бы цель даже в толпе. Человек торопился и нервничал, пес – как и вся стая – чуял его тревогу. Вожак зарычал, собирая своих собак, и, угрожающе встопорщив шерсть на загривке и прижав уши, двинулся к нему. Стая на какое-то время замешкалась: они никогда не нападали на людей, но доверяли своему лидеру, матерому, умному и до сих пор не допускавшему ошибок. Человек, которого они окружили, застыл на месте, будто парализованный – волна страха лишь придала собакам уверенности, – и закричал. Вожак сразу же бросился на него, метя в горло. Через пару мгновений человек уже лежал на спине, хватаясь за разодранную шею, а пес, нависший над ним, ощущал на клыках кровь. Он видел, что некоторые из его стаи пытались укусить жертву, но в этом не было необходимости: человек дергался, отчаянно пытался закрыть руками дыру в горле, но умирал. Кровь шла у него изо рта, толчками выплескивалась из рваной раны, покрывала руки и стекала на землю. Он кашлял и хрипел, то хватаясь скользкими пальцами за горло, то пытаясь зажать себе рот; с нечеловеческим ужасом смотрел на пса, молча наблюдавшего за ним. Стая предусмотрительно отошла на пару шагов назад: человек попытался дотянуться хоть до кого-нибудь, цеплялся за воздух, но не осмелился притронуться к вожаку. Он умер, нелепо извиваясь, – так дергаются крысы, если прижать их лапой к земле. Вожак облизнулся. Эта кровь на вкус тоже не особенно отличалась от остальной.

Из темноты послышался хриплый смех. Пес унюхал запах мертвого существа раньше, чем увидел его, стоящего в конце переулка. Существо выглядело очень довольным. Оно полоснуло себя когтями по руке, и на землю закапала кровь. На этот раз ее пили все члены стаи.
***
Черный лохматый кобель с рыжим брюхом без малейшей опаски вел стаю через улицы и дворы. Теперь он был королем – все благодаря пахнущему мертвецом существу, обозначившему себя в разговорах как «друг». Собаки считали «друга» одним из них – странным, уродливым, но хитрым членом стаи, – хоть он никогда не бегал с ними. «Друг» многое дал им, а они, в свою очередь, не раз помогали ему. И сейчас, когда собаки услышали хорошо знакомый зовущий вой, они, радостно отвечая громким лаем и распугивая редких прохожих, побежали в темные переулки, готовые сделать для своего нового собрата все, что угодно.

этого драббла испугалась даже я сама
окда, этот текст, прежде всего, сублимация боли и ужаса, которые я пережила.
тут были посты о том, как мне вот так клещами страшно-страшно вырывали зуб, и это, признаться, долго меня мучило, а потом за один вечер вылилось в этот текст. я сначала думала его никому не показывать, потом думала удалить, потом решилась отнести в команду, а потом он внезапно был даже в рекомендациях за третий левел
я посвящаю его своему стоматологу, прекрасному, как Аполлон, и жестокому, как сама жестокость.

Название: Потерянные
Автор: the absurd.
Бета: chastity_first
Размер: 951 слово
Пейринг/Персонажи: Рейчел (Малкавиан), Шон (Каитифф)
Категория: джен
Жанр: хоррор
Рейтинг: NC-17 штоле
Краткое содержание: перефразируя анона с Инсайда: «не все Малкавиан – утонченные шизофреники. Иногда они просто психи»
Примечание: СВДС – Синдром внезапной детской смерти
смерть персонажей.
Дисклеймер: Мир принадлежит Беловолкам - и я тоже.

Рейчел никогда не верила в то, что ее ребенок умер. Кто угодно, только не он. Врачи показывали ей какие-то бумаги, в которых она видела имя своего сына и аббревиатуру СВДС, но они врали. Родственники говорили, что он мертв, но они тоже врали. Друзья соболезновали и утешали, но Рейчел не понимала, почему – ведь ее сын был жив. Он просто исчез. Его украли. Да, именно украли.

Все это она не раз объясняла своему психиатру, но он почему-то не мог понять. Только повторял ложь, которую она слышала сотни раз до этого. «Ваш ребенок умер, Рейчел, и вам придется смириться с этим», – вот, что он говорил. Все вокруг только и делали, что врали Рейчел, и она от этого очень устала. Когда в ее палату вошел тот бледный юноша и сказал, что заберет ее отсюда и даст утешение, которого она так жаждет, Рейчел даже не спросила его имени. Какая разница? Он обещал ей утешение. Рейчел была уверена, что он поможет ей найти сына.

Он освободил ее, а потом убил и воскресил. Это было, конечно, важно и впечатляюще, но Рейчел ждала не этого. Когда она спросила его, где ее ребенок, ее Сир – так он себя называл – удивился. А потом начал врать. «Какой ребенок, Рейчел? Он мертв. Ты мертва. Все человеческое мертво. Так славно…» – говорил он и улыбался как идиот. Рейчел пришлось его убить. Он соврал ей, чтобы превратить в вампира, а потом врал снова… «Он плохой человек», – думала Рейчел, когда поджигала его. Умирая, он кричал и пытался обгорающими руками дотянуться до нее, чтобы утащить с собой в ад. Но Рейчел считала, что ей умирать еще рано. Она лишь смотрела, как он корчился в муках и наконец рассыпался в прах. В их подвале еще неделю воняло горелым мясом. Но теперь ничто не мешало Рейчел искать своего ребенка. Она ночами бродила по городу, заходила в больницы, в дома, находила детей, забирала их – но со временем обнаруживала, что не тех.

Так было до тех пор, пока Рейчел не увидела его. Своего сына. Он выглядел совсем не так, как она помнила. Но Рейчел узнала его ярко-голубые глаза. На секунду она даже почувствовала укол совести: оказалось, они не врали. Врачи, родственники, друзья, психиатр, Сир – все они были правы. Ее сын был мертв. Так же, как и она сама.
***
Шон считал себя неудачником. Было из-за чего: когда ему было четырнадцать, он просто был самым хилым среди беспризорников. Затем ему исполнилось девятнадцать, но выглядел он на те же четырнадцать. А потом его превратили в вампира, и когда Шону уже казалось, что вот, наконец-то он будет сильным, – вампир назвал его «слабокровным» и просто ушел.

Шон влачил жалкое существование и питался крысами, когда появилась эта женщина, Рейчел. Он быстро понял, что Рейчел тоже была вампиром, и очень обрадовался: она не обозвала его «слабокровным», не ударила, не прогнала. Даже напротив: Рейчел приходила по ночам и, видя, как он голодает, приносила ему кровь из больницы или кормила своей. А еще называла Шона своим сыном. Это настораживало его, конечно, но недолго – с каждым ее приходом, с каждым глотком крови Шон все больше убеждался в том, что Рейчел действительно была ему как мать.

Она забрала его домой. Они были хорошей вампирской семьей: осторожно питались, не высовывались лишний раз. Рейчел, казалось, была абсолютно счастлива. Все рухнуло в одну ночь: в порыве ностальгии Рейчел рассказала Шону о том, как искала его все это время. Все три года. Каким маленьким он был, когда его украли. Шон потом проклинал тот момент, когда сказал, что ему семнадцать и он не может быть ее сыном. Рейчел страшно изменилась: ее лицо исказилось от гнева, а в глазах появилась такая безумная ярость, что Шон попытался сбежать. Он успел добраться до двери, прежде чем обнаружил ножку стула, торчащую из его груди. Там, где должно быть сердце.

«Ты мой сын, ты никуда не уйдешь, ты будешь со мной», – Рейчел сидела рядом с ним и повторяла одно и то же, казалось, часами, а Шон не мог даже пошевелиться. Только смотрел, как она раскачивалась из стороны в сторону и, рыдая, продолжала шептать.
***
Для Шона время остановилось. С тех пор он помнил только отдельные моменты и шепот. Шепот не прекращался никогда.

«Ты мой сын», – вот она обривает ему волосы на голове и на теле. Ее руки не дрожат, но получается неаккуратно: все тело Шона, по-прежнему парализованное, теперь покрыто маленькими царапинами. Рейчел зализывает его раны и снова плачет.

«Ты никуда не уйдешь», – Рейчел берет клещи и начинает вырывать ему зубы, один за другим, начиная с клыков. Это сложно, долго, кроваво: она вынуждена расшатывать их, а потом изо всех сил тянуть. Шону безумно больно. Если бы он мог, он кричал бы очень, очень громко.

«Ты будешь со мной», – Шон действительно похож на младенца-переростка. Голый, лысый, беззубый и испуганный – такими рождаются люди. Он не знает, сколько ночей прошло, не помнит даже своего имени. Шон знает только одно: он ее сын. Он никуда не уйдет – не ушел бы, даже если бы она достала деревянную ножку стула из его сердца – и всегда будет с ней. Рейчел улыбается. Она снова выглядит счастливой, говорит Шону, что наконец узнает его, сына. Таким, каким помнит. А потом садится рядом с ним, чтобы покормить, и вливает кровь из пакета прямо в его рот.
***
Шериф Князя нашел незаконно обращенную Малкавиан через месяц. Убить ее не составило никакого труда: она была слишком удивлена, увидев еще одного вампира, и почти не сопротивлялась. Оставалось лишь обследовать ее убежище – формальная процедура – и Шериф мог спокойно отправиться в ближайший клуб и найти себе пищу посимпатичнее.

Когда Шериф выломал дверь, ведущую в запертую комнату, он, повидавший не одну Кровавую Охоту Сородич, пару раз даже спускавшийся в канализацию к Носферату, отпрянул в ужасе. Бледное истощенное существо с жалким подобием кола в сердце смотрело прямо на него, и в мутных голубых глазах читался животный страх.

Сжигая это несчастное создание, Шериф впервые в жизни молился за благополучное упокоение чужой души.

а это просто драббл.
я в поисках вдохновения на четвертый левел не раз перекапывала списки ритуалов и вообще всякую разную матчасть, и этот ритуал показался мне даже поэтичным. Тремеры бывают такими романтиками, знаете ли.

Название: Чудо
Автор: the absurd.
Бета: Хисс
Размер: 854 слова
Пейринг/Персонажи: Хлоя (человек), Остин (Тремер), еще Тремер фоном
Категория: джен
Жанр: дарк
Рейтинг: позиционировалось как NC-21
Краткое содержание: Хлое, посвятившей всю свою жизнь растениям, было даровано чудо
Примечание: нездоровая, но платоническая любовь к растениям
Дисклеймер: Мир принадлежит Беловолкам - и я тоже.

Остин смотрит, как Хлоя перевязывает лигатурой покрытую шипами лозу, обвившуюся вокруг его горла. С недавних пор он – почва для растения, и, как оказалось, это весьма утомительно: благодарные лозы постоянно лезут обниматься, протыкают его кожу острыми шипами, требуют ласки и крови. Остин размышляет о том, каково же приходится матери-Земле. Наверное, очень больно, думает он, преисполняясь искреннего сочувствия.

Хлоя заканчивает с перевязкой и, подпевая радио, начинает обрезать самые длинные лозы. Те недовольно сворачиваются, уходя от поблескивающих в полумраке ножниц, въедаются в тело Остина, пытаются спрятаться в нем. Но Хлоя, всю свою жизнь посвятившая растениям, неумолима.

Остин собирает всю свою силу воли и закрывает глаза. Лозы прижимаются к нему еще ближе, пытаясь рассказать о своей любви. В глубине души Остин очень жалеет о том, что он мертв.
***
Хлоя плохо помнит, как все случилось. В ее разуме просто нет места таким мелочам: Хлоя наизусть знает, как часто нужно поливать цветы тех или иных видов, чем кэнгай отличается от сокана*, какой высоты должен быть каждый вид бонсая. Все остальное: имена, события, люди – просто вытесняется из ее памяти, не выдерживая такого соседства. Хлоя почти не помнит даже мужчину, подарившего ей это прекрасное растение, хотя и стоило бы. Знает лишь, что они встретились в городской оранжерее, когда Хлоя в очередной раз воровала цветы. Он гладил ее по волосам и шептал: «Я подарю тебе самый прекрасный цветок, который ты когда-либо видела», и еще: «Он будет по-настоящему живым», и: «Ты должна всего лишь вонзить этот кол в тело Остина». Вкрадчивый шепот будоражил воображение Хлои. «Остин умрет?» – «Нет, моя милая, нет, Остин переродится и станет прекраснейшим существом на планете. Ты должна просто вонзить этот кол в его сердце, ведь ни одно перерождение не случается просто так…» Пристальный взгляд в глаза развеял все сомнения Хлои.

Она уходила, слыша, как звенят ключи от квартиры Остина в кармане, прижимала к груди остро заточенный кол красноватого оттенка, почему-то липкий на ощупь, и думала, что благословлена. Если бы она хоть раз обернулась, хоть на мгновение увидела улыбку мужчины, столь щедро одарившего ее, она поняла бы, что проклята. Возможно, даже больше, чем он.

Несмотря на неспособность запоминать имена и лица, Хлоя прекрасно помнит каждое растение в своей коллекции. Она могла бы рассказать, как появилось каждое из них, если бы хоть кто-нибудь решился заговорить с ней. Но она ни за что не рассказала бы, как рождалась жемчужина ее коллекции – история эта слишком ценна, чтобы ею делиться.

Она пришла к Остину в дом на закате, застав его просыпающимся. Бережно отняла кол от груди, чувствуя, как тот липнет к одежде, не желая расставаться с Хлоей. Остин выглядел растерянным, повторял «Кто ты?», как заведенный, и даже не успел вскинуть руку в защитном жесте, когда Хлоя вонзила кол ему в грудь. А дальше произошло обещанное чудо.

Остин пошатнулся, сделал шаг назад, пытаясь не упасть, но вдруг замер. Кол стремительно прорастал в его тело, и тихий шелест лоз казался Хлое самой прекрасной музыкой. Из-за спины Остина показались длинные, покрытые шипами, блестящие от крови ветви; они разрывали одежду и кожу, острыми кончиками пробивали новые дыры в теле и вновь забирались в него, ища приюта и крови. Через несколько секунд лозы были уже повсюду. Ветви-змеи медленно выползали из разорванного живота; на длинных шипах виднелись остатки почерневших, усохших внутренностей. Лозы переплетались между собой, сжимали подаренное им тело с такой силой, что Хлоя слышала даже хруст костей – раздробив руку, ветви безжалостно нанизали ее на себя. Каждая из них, казалось, хотела ухватить себе больше, чем остальные; как оголодавшие стервятники, они забирали у Остина кровь, украденную им у десятков разных людей, и в своей жадности не жалели ни себя, ни других. Минуту спустя на том месте, где стоял Остин, остался лишь клубок шевелящихся лоз. Одна из них вползла в приоткрытый рот, и мгновение спустя раздался тихий-тихий треск разрываемой плоти – выйдя из основания шеи, ветвь, обрастая шипами, ласково обернулась вокруг лица Остина, оставляя на нем след из дыр и царапин.

Хлоя рухнула на колени, обливаясь слезами, не в силах выдержать этой дикой, безжалостной, хищной красоты. Вот оно – перерождение, чудо, торжество природы над своими блудными детьми, и Хлоя была избрана, чтобы беречь это божественное откровение.
***
Хлоя довольно быстро разобралась, как нужно обращаться с этим великолепным даром. Она знает: он не любит солнечный свет и, как и положено капризному посланнику божества, пьет не воду – лишь кровь. Теперь Хлоя ворует не только цветы из оранжереи, но еще и кровь из больницы. Она пытается приучить его к порядку, но тщетно – каждая обрезанная ветвь вырастает снова, а лигатуру лозы, кажется, и вовсе безжалостно поедают. Но Хлоя все равно не сдается.

Остин привыкает к новому укладу жизни довольно быстро: у него нет выхода. Он знает, что предал капеллу, предал свой клан, но, видят боги, он предпочел бы просто встретить рассвет. Впрочем, Хлоя исправно кормит его, а лозы – раздувшиеся, тяжелые, словно сытые пиявки, – не забирают все. Остин, конечно, лелеет надежду когда-нибудь выбраться, а пока он лишь старается провалиться в спасительный сон.

Хлоя, улыбаясь, осторожно вылавливает одну из лоз и педантично счищает с шипов куски кожи Остина – растение, по ее мнению, должно выглядеть безупречно. Старое радио тихо напевает: «When nothing is left», и Хлоя подхватывает знакомые слова: «There is always us**». Она помнит слова одарившего ее мужчины: «Остин станет твоим чудом. Он не исчезнет. Он будет с тобой всегда».

*виды бонсаев

**в тексте использованы слова из песни IAMX – «Lulled by numbers»